(продолжение)

Иногда – раз в пару недель, не чаще, она писала Марку или он писал ей. Говорить им было не о чем. Трудно представить себе людей более далеких, чем дама из интеллигентной российской еврейской семьи и флоридский Морской Кот. Разговоры крутились преимущественно вокруг планов на март. Марк более всего волновался, что придет какой-то там специальный ветер (Лялька уразуметь этого никак не могла), который поднимет высокую волну, да еще и испортит видимость. Ляльке все эти волнения казались преждевременными. Лишь бы воды налили, любила повторять она, а уж с видимостью как-нибудь разберемся. ( Read more... )

(продолжение)

Иногда – раз в пару недель, не чаще, она писала Марку или он писал ей. Говорить им было не о чем. Трудно представить себе людей более далеких, чем дама из интеллигентной российской еврейской семьи и флоридский Морской Кот. Разговоры крутились преимущественно вокруг планов на март. Марк более всего волновался, что придет какой-то там специальный ветер (Лялька уразуметь этого никак не могла), который поднимет высокую волну, да еще и испортит видимость. Ляльке все эти волнения казались преждевременными. Лишь бы воды налили, любила повторять она, а уж с видимостью как-нибудь разберемся. ( Read more... )

(окончание)

И они упали прямо в штормящий океан. На глубине было поспокойнее, но все равно казалось, что даже рыб мутит. Видимость была... ну какая видимость, когда волна! Но Ляльку вдруг охватил бешеный восторг. Восторг одиночества в огромном океане, восторг безумия от той сакраментальной глупости, которую они сейчас совершали.
( Read more... )

(окончание)

И они упали прямо в штормящий океан. На глубине было поспокойнее, но все равно казалось, что даже рыб мутит. Видимость была... ну какая видимость, когда волна! Но Ляльку вдруг охватил бешеный восторг. Восторг одиночества в огромном океане, восторг безумия от той сакраментальной глупости, которую они сейчас совершали.
( Read more... )