Письмо Пятое
Feb. 8th, 2007 10:21 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
kisochka_yuДобрый день, мой милый друг,
что-то Вы совсем перестали писать о себе, только и спрашиваете, что о далеких Троянских событиях. Ну что ж – пока Вы готовы слушать, я готова вспоминать...
То, что впоследствии было названо Осадой Трои, длилось реально около полугода. И – Вы будете удивлены – я с радостью вспоминаю это время.
Прежде всего, потому, что именно тогда я подружилась в Приамом – отцом Кассандры. Приам был необыкновенно мудрым и добрым человеком. Добрым настолько, что его дочка порою говорила, что он начал выживать из ума. Вот уж чушь!
Именно с дружбы с этим удивительным стариком началось, фактически, мое образование. Вспомните, милый друг, кем я была? Юной, довольно симпатичной недоучкой. В этом Кассандра была права. В храме Афродиты нас учили немного танцевать, немного бренчать на арфе, немного рисовать морские акварельки да еще – немного плести разные виды лавровых венков. И больше ничего. Я читала-то с трудом. Приам мне много рассказывал – по тем временам он был глубоко образованным человеком. Во мне проснулось любопытство и тяга к знаниям. Даже свою собственную роль во всей этой истории я стала рассматривать немного под другим углом – с большим юмором, что ли... Боже, как я любила наши беседы с Приамом! Нам так редко поначалу удавалось поговорить. Кассандра вечно отпускала шуточки по поводу наших уединений. В результате, мы стали встречаться и беседовать в дворцовой библиотеке. Там-то точно Кассандра нас не могла застать: Париса в библиотеку было не затащить, потому что коза чихала от пыли. В дворцовой библиотеке мы проводили почти все дни. Я узнала массу интересного из истории, он меня даже немного учил математике.
Порой Приам посмеивался надо мной – с такой незрелой страстью истинного неофита я взялась за литературу и простенькие науки. Но самое главное, что я приобрела – это понимание, что мир не начался с рождения Троянской Елены, пусть даже прекрасной. Приам дал мне понять, что истории, подобные этому фарсу, происходили во все времена, и главное умение, которое помогает в жизни, – это посмеяться над собой первым. "Смейся над своей судьбой, – говорил мне Приам, – и она не посмеет повернуться к тебе спиной. Смех – это единственное, перед чем она бессильна!" Он дал мне понять, что жизнь – она длинная, и не все в ней определяется самыми первыми, пусть даже и очень бурными, шагами. И почти у всякой женщины случается быть Трое, почти всякий мужчина встречает свою Елену. И все истории – разные, а общее у них одно - Гомер всегда слепой.
Но если Вы думаете, что я стала библиотечной мышью – нет, нет и нет! Я с удовольствием гуляла вдоль крепостной стены, разглядывая сверху лагерь ахейцев. Конечно, о любом, сколь-нибудь знаменитом герое судачила вся прислуга дворца Приама. Поэтому я безошибочно узнавала трусоватого маменькина сынка Ахилла, который бесконечно бинтовал портянкой свою драгоценную пятку, и живописных звероподобных Аяксов, часто игравших в мяч прямо перед закрытыми воротами. Младший был еще ничего, а старший – просто зверь! С боязливым любопытством я поглядывала на амазонок. Почему-то сейчас слово "амазонка" принято считать комплиментом женщине. Но видели бы Вы этих дамочек! С малолетства сидевшие в седле по-мужски, привыкшие без труда натягивать тетиву любого лука, с пренебрежением относившиеся к умыванию и прочим водным процедурам. Лица – нещадно обработанные солнцем, ветром и дождем, задубевшие как старая воловья кожа. Словом – апофеоз женственности!
А однажды мы с двумя служанками играли в мячик, и он улетел за крепостную стену. Я подбежала к бойнице и окликнула одного из ахейцев – чтобы он перебросил мячик обратно. Он оглянулся... Был ли он красив? Не знаю. Но у него были светлые глаза скифа на темном лице эллина. Он с легкостью перебросил мячик через крепостную стену и вдруг озадаченно уставился на мой рыжий хвост..." А... прелестная причина распри..." – усмехнулся он. Мне стало нестерпимо обидно, но, не желая показать виду, я поблагодарила его кивком и убежала. Мои служанки, видевшие все это из соседней бойницы, подбежали ко мне с вопросами, о чем это со мной говорил Одиссей. Так я узнала имя своего обидчика. Я уже слышала о нем массу сплетен – что он храбр, что он много путешествует и что он не очень счастлив в браке. Его жена Пенелопа, женщина, в общем-то, неглупая, была тем, что сейчас было бы названо "святошей". Поэтому Приамова челядь, посудачив об Одиссее, пришла к выводу, что это Пенелопа довела Одиссея до патологической тяги к путешествиям, и что от хорошей жены ни один муж ни в какие Трои не побежит.
На следующий день, гуляя вдоль стены, я снова увидела Одиссея. Не мудрено – я там гуляла с раннего утра, чтобы его не пропустить. Почему? Думаю, я и сама не знала. Он заметил меня и крикнул: "Ты обиделась на меня? Не сердись!" И я перестала сердиться. Тут же, просто в тот же самый момент. Знаете, я до сих пор помню эти минуты, и, верите ли, – улыбаюсь сейчас, как девчонка.
Мы виделись почти каждый день и подолгу болтали – я, сидя на крепостной стене, он, расположившись на земле. Я рассказывала ему обо всем. Но, так как жизнь моя до Троянской кампании была бедна событиями, то немудрено, что я много говорила о дворце Приама, о Парисе, о Кассандре. О козе, наконец, как же без нее-то? Мы оба соглашались, что Осада Трои слишком затянулась и что-то надо делать. Рассказ о козе очень позабавил Одиссея и, в то же время, явно навел на какую-то мысль. Он не раз переспрашивал меня – действительно ли Парис так любит свою Душеньку. И вот однажды Одиссей пришел очень веселый и сказал, что у него появился план, как заставить Кассандру открыть ворота. На все мои расспросы он лишь загадочно усмехался и говорил, что не хочет испортить сюрприз.
Ну вот, я опять не могу удержаться от соблазна внести в повествование интригу! А может, просто мне хочется немного побыть одной и вспомнить еще раз те далекие дни, когда я сидела на крепостной троянской стене, болтая с Одиссеем, над морем сияло августовское солнце, а счастье казалось таким близким, что его можно было потрогать рукой.
До свидания, милый друг, до нового письма.
Елена
Письмо шестое
что-то Вы совсем перестали писать о себе, только и спрашиваете, что о далеких Троянских событиях. Ну что ж – пока Вы готовы слушать, я готова вспоминать...
То, что впоследствии было названо Осадой Трои, длилось реально около полугода. И – Вы будете удивлены – я с радостью вспоминаю это время.
Прежде всего, потому, что именно тогда я подружилась в Приамом – отцом Кассандры. Приам был необыкновенно мудрым и добрым человеком. Добрым настолько, что его дочка порою говорила, что он начал выживать из ума. Вот уж чушь!
Именно с дружбы с этим удивительным стариком началось, фактически, мое образование. Вспомните, милый друг, кем я была? Юной, довольно симпатичной недоучкой. В этом Кассандра была права. В храме Афродиты нас учили немного танцевать, немного бренчать на арфе, немного рисовать морские акварельки да еще – немного плести разные виды лавровых венков. И больше ничего. Я читала-то с трудом. Приам мне много рассказывал – по тем временам он был глубоко образованным человеком. Во мне проснулось любопытство и тяга к знаниям. Даже свою собственную роль во всей этой истории я стала рассматривать немного под другим углом – с большим юмором, что ли... Боже, как я любила наши беседы с Приамом! Нам так редко поначалу удавалось поговорить. Кассандра вечно отпускала шуточки по поводу наших уединений. В результате, мы стали встречаться и беседовать в дворцовой библиотеке. Там-то точно Кассандра нас не могла застать: Париса в библиотеку было не затащить, потому что коза чихала от пыли. В дворцовой библиотеке мы проводили почти все дни. Я узнала массу интересного из истории, он меня даже немного учил математике.
Порой Приам посмеивался надо мной – с такой незрелой страстью истинного неофита я взялась за литературу и простенькие науки. Но самое главное, что я приобрела – это понимание, что мир не начался с рождения Троянской Елены, пусть даже прекрасной. Приам дал мне понять, что истории, подобные этому фарсу, происходили во все времена, и главное умение, которое помогает в жизни, – это посмеяться над собой первым. "Смейся над своей судьбой, – говорил мне Приам, – и она не посмеет повернуться к тебе спиной. Смех – это единственное, перед чем она бессильна!" Он дал мне понять, что жизнь – она длинная, и не все в ней определяется самыми первыми, пусть даже и очень бурными, шагами. И почти у всякой женщины случается быть Трое, почти всякий мужчина встречает свою Елену. И все истории – разные, а общее у них одно - Гомер всегда слепой.
Но если Вы думаете, что я стала библиотечной мышью – нет, нет и нет! Я с удовольствием гуляла вдоль крепостной стены, разглядывая сверху лагерь ахейцев. Конечно, о любом, сколь-нибудь знаменитом герое судачила вся прислуга дворца Приама. Поэтому я безошибочно узнавала трусоватого маменькина сынка Ахилла, который бесконечно бинтовал портянкой свою драгоценную пятку, и живописных звероподобных Аяксов, часто игравших в мяч прямо перед закрытыми воротами. Младший был еще ничего, а старший – просто зверь! С боязливым любопытством я поглядывала на амазонок. Почему-то сейчас слово "амазонка" принято считать комплиментом женщине. Но видели бы Вы этих дамочек! С малолетства сидевшие в седле по-мужски, привыкшие без труда натягивать тетиву любого лука, с пренебрежением относившиеся к умыванию и прочим водным процедурам. Лица – нещадно обработанные солнцем, ветром и дождем, задубевшие как старая воловья кожа. Словом – апофеоз женственности!
А однажды мы с двумя служанками играли в мячик, и он улетел за крепостную стену. Я подбежала к бойнице и окликнула одного из ахейцев – чтобы он перебросил мячик обратно. Он оглянулся... Был ли он красив? Не знаю. Но у него были светлые глаза скифа на темном лице эллина. Он с легкостью перебросил мячик через крепостную стену и вдруг озадаченно уставился на мой рыжий хвост..." А... прелестная причина распри..." – усмехнулся он. Мне стало нестерпимо обидно, но, не желая показать виду, я поблагодарила его кивком и убежала. Мои служанки, видевшие все это из соседней бойницы, подбежали ко мне с вопросами, о чем это со мной говорил Одиссей. Так я узнала имя своего обидчика. Я уже слышала о нем массу сплетен – что он храбр, что он много путешествует и что он не очень счастлив в браке. Его жена Пенелопа, женщина, в общем-то, неглупая, была тем, что сейчас было бы названо "святошей". Поэтому Приамова челядь, посудачив об Одиссее, пришла к выводу, что это Пенелопа довела Одиссея до патологической тяги к путешествиям, и что от хорошей жены ни один муж ни в какие Трои не побежит.
На следующий день, гуляя вдоль стены, я снова увидела Одиссея. Не мудрено – я там гуляла с раннего утра, чтобы его не пропустить. Почему? Думаю, я и сама не знала. Он заметил меня и крикнул: "Ты обиделась на меня? Не сердись!" И я перестала сердиться. Тут же, просто в тот же самый момент. Знаете, я до сих пор помню эти минуты, и, верите ли, – улыбаюсь сейчас, как девчонка.
Мы виделись почти каждый день и подолгу болтали – я, сидя на крепостной стене, он, расположившись на земле. Я рассказывала ему обо всем. Но, так как жизнь моя до Троянской кампании была бедна событиями, то немудрено, что я много говорила о дворце Приама, о Парисе, о Кассандре. О козе, наконец, как же без нее-то? Мы оба соглашались, что Осада Трои слишком затянулась и что-то надо делать. Рассказ о козе очень позабавил Одиссея и, в то же время, явно навел на какую-то мысль. Он не раз переспрашивал меня – действительно ли Парис так любит свою Душеньку. И вот однажды Одиссей пришел очень веселый и сказал, что у него появился план, как заставить Кассандру открыть ворота. На все мои расспросы он лишь загадочно усмехался и говорил, что не хочет испортить сюрприз.
Ну вот, я опять не могу удержаться от соблазна внести в повествование интригу! А может, просто мне хочется немного побыть одной и вспомнить еще раз те далекие дни, когда я сидела на крепостной троянской стене, болтая с Одиссеем, над морем сияло августовское солнце, а счастье казалось таким близким, что его можно было потрогать рукой.
До свидания, милый друг, до нового письма.
Елена
Письмо шестое
