Веркин подарок
Dec. 3rd, 2006 01:01 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
kisochka_yuЛялю с Веркой познакомил в незапамятные времена будущий еще, в ту пору, Лялькин муж. Представил Верку как старую-престарую приятельницу, особо подчеркнув, что с Веркой у него «никогда и ничего не было». Ляльку, уже начинавшую уставать к тому времени от многочисленных историй типа «это было задолго до тебя, дорогая», такое заявление порадовало своей незахватанной свежестью.
Внешний вид Верки Лялю жестоко разочаровал. Она-то надеялась увидеть красавицу, от которой будущий муж отказался, потому что разборчив. Как бы не так! Верка была ужасна – расплывшаяся распустеха в затертом халате, принимавшая дорогих гостей в грязной кухне. Угощаться предлагалось греческим коньяком, закусывать – им же. Верка окинула критическим взором бесконечные Лялькины ноги, уходящие в поднебесье миниюбки, и с неожиданным сочувствием сказала: «Ну ничего, ничего, бывает».
- Слушай меня, Пахомов, - строго обратилась Верка к будущему Лялиному мужу, - если ты, сука, хоть чем-то обидишь эту девочку, я тебя убью.
Девочка, надо отметить, была всего на год младше самой Верки и ни в какой защите, как впоследствии убедился Пахомов, не нуждалась. Зубки у нее прорезались со временем вполне акульи – в несколько рядов. Но этой фразой Верка раз и навсегда взяла Лялю под своё неустанное покровительство. С первой секунды их знакомства, Верка твердо встала во всем на сторону «девочки» - старая боевая подруга называется, обижался подчас Лялькин муж. Это было тем более странно и необъяснимо, что она не жаловала прежних барышень Пахомова. Вернее просто не различала их между собой, что называется, ни на лицо, ни на фигуру.
Так началась эта странная дружба. Более разных существ одного пола невозможно было представить. Любое свойство Ляльки можно было получить, если взять соответствующее свойство Верки со знаком минус. Про внешность тут уже упоминалось. Поклонники говорили про Лялькину фигуру, что она «супермодельная». Все прочие утверждали, что Лялька похожа на длинную макаронину. Чьей правоты тут было больше, судить трудно. Верка была маленькой и очень толстой – с такой характеристикой были согласны все.
Лялька была типичным продуктом интеллигентной еврейской семьи: музыкальная школа, балет, фигурное катание, спецшкола с углубленным изучением всего. Хороший университет, прекрасная аспирантура, крайне своевременная защита. Верка периодически рассказывала какие-то сказки о своем «незаконченном высшем», но Пахомов не верил, что она добралась даже до десятого класса средней школы. При этом Верка отличалась поистине нечеловеческой способностью к схватыванию на лету новых слов. Особенно красивых и длинных. Пообщавшись с недельку с физтехами или мифистами, она с легкостью начинала сыпать волновыми функциями и тензорами кривизны пространства. Ничего не понимая в этом. На ее гольяновских знакомых это производило неизгладимое впечатление. Вообще Верка в Гольянове слыла венцом образованности.
Лялька была химиком. Довольно, кстати, успешным. Количество ее публикаций позволяло говорить о ней, как о серьезном состоявшемся ученом. Во всяком случае, ей нравилось о себе так думать. Ничто не греет наше тщеславие эффективнее, чем затертый штамп, который мы с полным правом примеряем к себе, любимому.
Верка была... гадалкой! Конечно, она не родилась гадалкой. Она проделала к своему призванию долгий путь, порою даже довольно тернистый. Но к моменту встречи с Лялей Верка полностью нашла себя. Таро, астрология, заговоры, привороты – вот далеко не полный перечень услуг, который Верка предоставляла своим клиентам. А клиентура ее была огромна. Генералы КГБ и заседатели Думы (всех созывов), проститутки с Тверской и Гольяновские бандиты... Верка поистине была востребована и в хижинах, и в дворцах.
Ляля в астрологию совершенно не верила. Она считала, что единственной проблемой науки астрологии является то, что этой самой науки просто не существует.
Верка обожала молодых мужчин. Все ее мужья, числом около пяти только в обозримом прошлом, были существенно ее младше. Вернее, лучше сказать так: Верка всю свою жизнь любила мужчин двадцати пяти неполных лет. Как только они удалялись - по естественным причинам течения времени – от заветного возраста на расстояние, большее некоего критического, Верка гнала их вон. Ситуация совершенно не менялась с годами. Верке было существенно за тридцать – и она гнала прочь двадцатисемилетнего мужика. И все они, во что поначалу Ляльке было очень трудно поверить – все они без изъятия – обливали слезами Веркин порог, умоляя взять их обратно. Они все самозабвенно ее любили, они совершели во имя ея все возможные безумства, они готовы были на любое преступление, лишь бы Вера пригласила их обратно в мужья.
- Ты понимаешь, дорогая, - поверяла как-то Верка Ляле после очередного развода с фатальным битьем посуды, - я просто не знаю что делать. Он решительно не делается с годами моложе!
Самой ей на тот момент было под сорок. Ляля Веркиных пристрастий к юношам пылким понять не могла в принципе, она предпочитала мужчин существенно старше ее.
Верка была веселой, бесшабашной пьяницей. Причем именно веселой, без каких-либо унылых периодов. Уныние ей было чуждо по определению. Единственное, чего всегда страшно пугалась Ляля, видя Верку пьяной (а пьяной та бывала часто), это взрывов ничем не объяснимой агрессии. Верка начинала исступленно лупцевать дежурного на тот момент мужа. Чем под руку подвернется. Как правило, подворачивался чайник. Верка носилась за благоверным по крохотной квартирке, размахивая белым (она вообще белое любила) электрическим чайником, вопя при этом благим матом. Периодически она останавливалась в своем беге и, ласково взглянув в перепуганные Лялькины глаза, говорила : «Лялечка, дорогая, там тортик для тебя в холодильнике!» И вновь мчалась за мужем, с криком «Убью...суку!». Побегав и слегка притомившись, Верка отправляла дежурного мужа в магазин за новым чайником, взамен, как правило, уже покойного. Дежурный муж возвращался не только с чайником, но и с бутылкой греческого, столь почитаемого Веркой, коньяка. В воздухе отчетливо пахло свежим озоном, Верка была счастлива и щебетала, как птичка.
Лялька даже в страшном сне не представляла, что она может бить какое-либо теплокровное существо. Вообще рядом с Веркиным вулканом страстей Ляля чувствовала себя тарелкой остывшей манной каши.
Веркина квартирка была захламлена до полного исчезновения каких-либо очертаний. Кроме того, там постоянно шел ремонт, потому что Вера не оставляла попыток сделать из двухкомнатной хрущовки дворец. Представления о дворцах у нее были своеобразные. Как-то она затеяла оклеить потолок своей крохотной гостиной зеркальной плиткой. Плитка на потолок клеиться не хотела, выглядела неряшливо и бугристо по стыкам. Через неделю после ремонта вся эта красота рухнула, никого, по счастью, собой не придавив и не поранив. Потолок стал, как в подземелье. Но Верка была довольна, усмотрев в этом стиль. С тех пор так и жили.
Периодически Верка заводила себе какое-то зверье. Постоянными обитателями и «ассистентами» она считала только пару варанов, неподвижно существовавших в большом треснутом аквариуме под специально приспособленной настольной лампой. Вараны ей каким-то образом помогали с гаданием. Лялька не способна была понять, каким образом и в чем может помочь это постоянно неподвижное чудище. Но Верка убеждала ее, что порою, в нужные моменты, вараны входят в состояние крайней ажитации. Ляля не верила, но виду старалась не подавать.
.
Жила у нее одно время небольшая обезьяна, обгадившая с головы до ног при случае важного клиента. Откуда взялась обезьяна и куда потом сгинула, Лялька так и не поняла. Почти год в сидячей ванне обитал хорек. Славное животное, прекрасно себя чувствовавшее в большой эмалированной посудине. Только вот душ хозяевам было принимать нелегко: кусался, болезный.
У Верки было только одно хобби – она безумно любила веселый искрометный секс. Все ее мужчины были полны духовного и зубовного здоровья до краев. Лялька против этого веселого дела тоже ничего, казалось бы, не имела. Но рядом с Веркой она чувствовала себя фригидной монастырской лилией.
Две эти женщины были возмутительно, вопиюще непохожи. Пахомов иногда говорил, что они из разных галактик. Что же всегда держало их вместе?
Им же, в сущности, даже говорить не о чем было...
Лялька не смогла бы ответить за Верку, но про себя точно знала, что ее так притягивало в Верке: тайна.
Ляля пыталась разгадать: ну почему, ну за что Верку так любят, так обожают ее мужчины. Да-да-да! Супермодельная и образованная Лялька никогда в жизни не была удостоена такого поклонения. Все ее разрывы происходили почти ламинарно, поклонники легко исчезали с ее горизонта и, как ей, во всяком случае, казалось, забывали о ней через час после разрыва. А многие вообще никуда не исчезали, предпочитая разрыву добрые, дружеские отношения. Чтобы кто-то пытался среди ночи лезть к Ляльке на балкон? Пусть даже на первом этаже? Да помилуйте! Все всегда было так миленько, так спокойненько, так никак.
Вы скажете – так это ж хорошо! Кому они нужны, эти африканские страсти? Ляля, будучи дамой разумной, допускала, что особо навязчивые поклонники быстро бы ей надоели. Но хотелось все ж таки, чтобы хоть иногда, хоть раз в год кто-то совершил какое-то красивое безумство. Во имя ея, Ляли.
Когда Лялька пыталась объяснить искания своей души Пахомову, он, как правило, с методическим занудством объяснял ей, что все это чушь, и если она хочет цветов, то пусть сходит и купит, а из сюрпризов и миленьких подарочков на День рождения и он и она, слава Богу, давно уже выросли. Заканчивались эти разговоры всегда одинаково. Заявлением Пахомова : «Ляля, ну ты же умная женщина! А хочешь, чтобы я, как дурак, дарил тебе розового плюшевого мишку! Умная женщина, а ведешь себя как заправская баба!» Лялькины мозги от нестыковки логических связей буквально плавились. Если она умная женщина, то у нее должно быть то, что она хочет. Но то, что она хочет – в данном контексте плюшевого мишку, имеют заправские бабы, потому что с ними никто не хочет связываться. Получается, что заправская баба – умная женщина, но кто же тогда она, Ляля? Как ни крути, получалось, что дура.
Только вот не подумайте, что Лялька была несчастна. В среднем, она была очень счастливым человеком. И это было единственное, пожалуй, в чем они с Веркой были схожи. Ни та, ни другая не умели, не хотели и просто не могли быть несчастными. Они обе были настроены на счастье, как две хорошо отлаженные эоловы арфы настроены на улавливание ветра. Ну да, ну кручинилась с хорошим постоянством Лялька перед днями рождения или еще какими праздниками, понимая, что опять ей не будет столь вожделеемого сюрприза, ну поколачивала Верка своих мужей... Но в общем и целом это были две счастливые, каждая по-своему, женщины.
Когда Пахомов увез Ляльку в Америку, девки сильно в разлуке не тосковали. Сказалась опять-таки их крайняя неспособность быть несчастными. К тому же Лялька звонила Вере раз в пару месяцев, иногда чаще, порой реже. Разговоров в традиционном смысле, как правло, не получалось: каждая говорила о своем, но подолгу. Примерно по часу. Верка, как всегда, сплетничала про своих клиентов, рассказывая, как она приворотила очередную «Рыбу» к очередным «Весам» или «Раку». Имен она никогда не называла, только знаки Зодиака. В Веркином понимании это было данью профессиональной этике. Ляля рассказывала о работе, о привыкании к новому месту, о том, что Пахомов опять забыл поздравить ее с годовщиной свадьбы. А когда понял, как промазал, еще и долго объяснял ей, как она неправа, ожидая чего-то. И всё повторял и повторял набившую оскомину мантру про умную женщину. Верка хвалилась новым, с иголочки, мужем. Старый, тридцатилетний, был отправлен на свалку. Словом, жизнь как-то шла...
Продолжение
(продолжение следует)
Внешний вид Верки Лялю жестоко разочаровал. Она-то надеялась увидеть красавицу, от которой будущий муж отказался, потому что разборчив. Как бы не так! Верка была ужасна – расплывшаяся распустеха в затертом халате, принимавшая дорогих гостей в грязной кухне. Угощаться предлагалось греческим коньяком, закусывать – им же. Верка окинула критическим взором бесконечные Лялькины ноги, уходящие в поднебесье миниюбки, и с неожиданным сочувствием сказала: «Ну ничего, ничего, бывает».
- Слушай меня, Пахомов, - строго обратилась Верка к будущему Лялиному мужу, - если ты, сука, хоть чем-то обидишь эту девочку, я тебя убью.
Девочка, надо отметить, была всего на год младше самой Верки и ни в какой защите, как впоследствии убедился Пахомов, не нуждалась. Зубки у нее прорезались со временем вполне акульи – в несколько рядов. Но этой фразой Верка раз и навсегда взяла Лялю под своё неустанное покровительство. С первой секунды их знакомства, Верка твердо встала во всем на сторону «девочки» - старая боевая подруга называется, обижался подчас Лялькин муж. Это было тем более странно и необъяснимо, что она не жаловала прежних барышень Пахомова. Вернее просто не различала их между собой, что называется, ни на лицо, ни на фигуру.
Так началась эта странная дружба. Более разных существ одного пола невозможно было представить. Любое свойство Ляльки можно было получить, если взять соответствующее свойство Верки со знаком минус. Про внешность тут уже упоминалось. Поклонники говорили про Лялькину фигуру, что она «супермодельная». Все прочие утверждали, что Лялька похожа на длинную макаронину. Чьей правоты тут было больше, судить трудно. Верка была маленькой и очень толстой – с такой характеристикой были согласны все.
Лялька была типичным продуктом интеллигентной еврейской семьи: музыкальная школа, балет, фигурное катание, спецшкола с углубленным изучением всего. Хороший университет, прекрасная аспирантура, крайне своевременная защита. Верка периодически рассказывала какие-то сказки о своем «незаконченном высшем», но Пахомов не верил, что она добралась даже до десятого класса средней школы. При этом Верка отличалась поистине нечеловеческой способностью к схватыванию на лету новых слов. Особенно красивых и длинных. Пообщавшись с недельку с физтехами или мифистами, она с легкостью начинала сыпать волновыми функциями и тензорами кривизны пространства. Ничего не понимая в этом. На ее гольяновских знакомых это производило неизгладимое впечатление. Вообще Верка в Гольянове слыла венцом образованности.
Лялька была химиком. Довольно, кстати, успешным. Количество ее публикаций позволяло говорить о ней, как о серьезном состоявшемся ученом. Во всяком случае, ей нравилось о себе так думать. Ничто не греет наше тщеславие эффективнее, чем затертый штамп, который мы с полным правом примеряем к себе, любимому.
Верка была... гадалкой! Конечно, она не родилась гадалкой. Она проделала к своему призванию долгий путь, порою даже довольно тернистый. Но к моменту встречи с Лялей Верка полностью нашла себя. Таро, астрология, заговоры, привороты – вот далеко не полный перечень услуг, который Верка предоставляла своим клиентам. А клиентура ее была огромна. Генералы КГБ и заседатели Думы (всех созывов), проститутки с Тверской и Гольяновские бандиты... Верка поистине была востребована и в хижинах, и в дворцах.
Ляля в астрологию совершенно не верила. Она считала, что единственной проблемой науки астрологии является то, что этой самой науки просто не существует.
Верка обожала молодых мужчин. Все ее мужья, числом около пяти только в обозримом прошлом, были существенно ее младше. Вернее, лучше сказать так: Верка всю свою жизнь любила мужчин двадцати пяти неполных лет. Как только они удалялись - по естественным причинам течения времени – от заветного возраста на расстояние, большее некоего критического, Верка гнала их вон. Ситуация совершенно не менялась с годами. Верке было существенно за тридцать – и она гнала прочь двадцатисемилетнего мужика. И все они, во что поначалу Ляльке было очень трудно поверить – все они без изъятия – обливали слезами Веркин порог, умоляя взять их обратно. Они все самозабвенно ее любили, они совершели во имя ея все возможные безумства, они готовы были на любое преступление, лишь бы Вера пригласила их обратно в мужья.
- Ты понимаешь, дорогая, - поверяла как-то Верка Ляле после очередного развода с фатальным битьем посуды, - я просто не знаю что делать. Он решительно не делается с годами моложе!
Самой ей на тот момент было под сорок. Ляля Веркиных пристрастий к юношам пылким понять не могла в принципе, она предпочитала мужчин существенно старше ее.
Верка была веселой, бесшабашной пьяницей. Причем именно веселой, без каких-либо унылых периодов. Уныние ей было чуждо по определению. Единственное, чего всегда страшно пугалась Ляля, видя Верку пьяной (а пьяной та бывала часто), это взрывов ничем не объяснимой агрессии. Верка начинала исступленно лупцевать дежурного на тот момент мужа. Чем под руку подвернется. Как правило, подворачивался чайник. Верка носилась за благоверным по крохотной квартирке, размахивая белым (она вообще белое любила) электрическим чайником, вопя при этом благим матом. Периодически она останавливалась в своем беге и, ласково взглянув в перепуганные Лялькины глаза, говорила : «Лялечка, дорогая, там тортик для тебя в холодильнике!» И вновь мчалась за мужем, с криком «Убью...суку!». Побегав и слегка притомившись, Верка отправляла дежурного мужа в магазин за новым чайником, взамен, как правило, уже покойного. Дежурный муж возвращался не только с чайником, но и с бутылкой греческого, столь почитаемого Веркой, коньяка. В воздухе отчетливо пахло свежим озоном, Верка была счастлива и щебетала, как птичка.
Лялька даже в страшном сне не представляла, что она может бить какое-либо теплокровное существо. Вообще рядом с Веркиным вулканом страстей Ляля чувствовала себя тарелкой остывшей манной каши.
Веркина квартирка была захламлена до полного исчезновения каких-либо очертаний. Кроме того, там постоянно шел ремонт, потому что Вера не оставляла попыток сделать из двухкомнатной хрущовки дворец. Представления о дворцах у нее были своеобразные. Как-то она затеяла оклеить потолок своей крохотной гостиной зеркальной плиткой. Плитка на потолок клеиться не хотела, выглядела неряшливо и бугристо по стыкам. Через неделю после ремонта вся эта красота рухнула, никого, по счастью, собой не придавив и не поранив. Потолок стал, как в подземелье. Но Верка была довольна, усмотрев в этом стиль. С тех пор так и жили.
Периодически Верка заводила себе какое-то зверье. Постоянными обитателями и «ассистентами» она считала только пару варанов, неподвижно существовавших в большом треснутом аквариуме под специально приспособленной настольной лампой. Вараны ей каким-то образом помогали с гаданием. Лялька не способна была понять, каким образом и в чем может помочь это постоянно неподвижное чудище. Но Верка убеждала ее, что порою, в нужные моменты, вараны входят в состояние крайней ажитации. Ляля не верила, но виду старалась не подавать.
.
Жила у нее одно время небольшая обезьяна, обгадившая с головы до ног при случае важного клиента. Откуда взялась обезьяна и куда потом сгинула, Лялька так и не поняла. Почти год в сидячей ванне обитал хорек. Славное животное, прекрасно себя чувствовавшее в большой эмалированной посудине. Только вот душ хозяевам было принимать нелегко: кусался, болезный.
У Верки было только одно хобби – она безумно любила веселый искрометный секс. Все ее мужчины были полны духовного и зубовного здоровья до краев. Лялька против этого веселого дела тоже ничего, казалось бы, не имела. Но рядом с Веркой она чувствовала себя фригидной монастырской лилией.
Две эти женщины были возмутительно, вопиюще непохожи. Пахомов иногда говорил, что они из разных галактик. Что же всегда держало их вместе?
Им же, в сущности, даже говорить не о чем было...
Лялька не смогла бы ответить за Верку, но про себя точно знала, что ее так притягивало в Верке: тайна.
Ляля пыталась разгадать: ну почему, ну за что Верку так любят, так обожают ее мужчины. Да-да-да! Супермодельная и образованная Лялька никогда в жизни не была удостоена такого поклонения. Все ее разрывы происходили почти ламинарно, поклонники легко исчезали с ее горизонта и, как ей, во всяком случае, казалось, забывали о ней через час после разрыва. А многие вообще никуда не исчезали, предпочитая разрыву добрые, дружеские отношения. Чтобы кто-то пытался среди ночи лезть к Ляльке на балкон? Пусть даже на первом этаже? Да помилуйте! Все всегда было так миленько, так спокойненько, так никак.
Вы скажете – так это ж хорошо! Кому они нужны, эти африканские страсти? Ляля, будучи дамой разумной, допускала, что особо навязчивые поклонники быстро бы ей надоели. Но хотелось все ж таки, чтобы хоть иногда, хоть раз в год кто-то совершил какое-то красивое безумство. Во имя ея, Ляли.
Когда Лялька пыталась объяснить искания своей души Пахомову, он, как правило, с методическим занудством объяснял ей, что все это чушь, и если она хочет цветов, то пусть сходит и купит, а из сюрпризов и миленьких подарочков на День рождения и он и она, слава Богу, давно уже выросли. Заканчивались эти разговоры всегда одинаково. Заявлением Пахомова : «Ляля, ну ты же умная женщина! А хочешь, чтобы я, как дурак, дарил тебе розового плюшевого мишку! Умная женщина, а ведешь себя как заправская баба!» Лялькины мозги от нестыковки логических связей буквально плавились. Если она умная женщина, то у нее должно быть то, что она хочет. Но то, что она хочет – в данном контексте плюшевого мишку, имеют заправские бабы, потому что с ними никто не хочет связываться. Получается, что заправская баба – умная женщина, но кто же тогда она, Ляля? Как ни крути, получалось, что дура.
Только вот не подумайте, что Лялька была несчастна. В среднем, она была очень счастливым человеком. И это было единственное, пожалуй, в чем они с Веркой были схожи. Ни та, ни другая не умели, не хотели и просто не могли быть несчастными. Они обе были настроены на счастье, как две хорошо отлаженные эоловы арфы настроены на улавливание ветра. Ну да, ну кручинилась с хорошим постоянством Лялька перед днями рождения или еще какими праздниками, понимая, что опять ей не будет столь вожделеемого сюрприза, ну поколачивала Верка своих мужей... Но в общем и целом это были две счастливые, каждая по-своему, женщины.
Когда Пахомов увез Ляльку в Америку, девки сильно в разлуке не тосковали. Сказалась опять-таки их крайняя неспособность быть несчастными. К тому же Лялька звонила Вере раз в пару месяцев, иногда чаще, порой реже. Разговоров в традиционном смысле, как правло, не получалось: каждая говорила о своем, но подолгу. Примерно по часу. Верка, как всегда, сплетничала про своих клиентов, рассказывая, как она приворотила очередную «Рыбу» к очередным «Весам» или «Раку». Имен она никогда не называла, только знаки Зодиака. В Веркином понимании это было данью профессиональной этике. Ляля рассказывала о работе, о привыкании к новому месту, о том, что Пахомов опять забыл поздравить ее с годовщиной свадьбы. А когда понял, как промазал, еще и долго объяснял ей, как она неправа, ожидая чего-то. И всё повторял и повторял набившую оскомину мантру про умную женщину. Верка хвалилась новым, с иголочки, мужем. Старый, тридцатилетний, был отправлен на свалку. Словом, жизнь как-то шла...
Продолжение
(продолжение следует)
