Моя фея Фаина
Sep. 13th, 2007 05:07 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
kisochka_yuС утра на сердце прочно разлеглась холодная лягушка. Жизнь разваливалась на куски, как паззл, наполовину растерянный еще в прошлом году. Никак не удавалось подумать о себе как о существе горячо любимом, нежном, почти идеальном. Взамен вылезал из подсознания жизнеутверждающий образ недозрелого арбуза, который кто-то высосал через трубочку для коктейля. Кроме семечек, конечно.
В перерыве между лекциями лучше не стало, стало хуже. Сидела в круглом скверике посередь кампуса. Мимо прошла китайского вида девушка. Отчаянно рыдавшая и кричавшая в потный от натуги мобильник: «I can’t hear you! I can’t hear you!» Судя по рыданиям, проблема была как раз в том, что она прекрасно слышала своего собеседника. А ей этого не хотелось. Хотелось непонимание длить, вдруг да рассосется.
Стало очевидно, что меня надо лечить. Пора к Фаине. И я поехала в знакомый дом, в очень забавной стране – Северо-востоке Филадельфии.
- Фаина, Вы свободны? – спросила я, мысленно взмолясь, чтобы она не отправила меня домой, сославшись на других клиентов.
- Леночка, милая, как тебя давно не было! Садись зайка, давай ручку...
Я протянула руку через маленький ее столик. Так протягивает лапу бездомная собака – смотрите, что я умею.
Я знаю, что Фаине за пятьдесят. Но я знаю это умом, а вижу красивую стройную блондинку. Пышный бюст, синие-синие глаза. Фаина не просто хорошая маникюрша, она еще и очень мудрая маникюрша. Она знает, кого из клиентов надо развлекать бесконечным трепом, а с кем надо помолчать. Она никогда не навязывает мне разговор. Я говорю по четыре-пять часов в день на так и не ставшем мне родным языке. Мне хватает, я лучше помолчу.
Но сегодня я выглядела, видимо, особенно плохо.
- Что, детка, замучали тебя совсем? – Фаина улыбалась осторожно, готовая прекратить разговор, если я не отвечу.
- Да, какой-то бег по кругу. За что ни схватишься – все не так, - я не жаловалась, скорее, приводила в систему свои ощущения.
- Бывает так, да... Иногда думаешь – ну всё против тебя. А потом, знаешь, Леночка, все так меняется – и сразу становишься счастливой.
Я молчала, придав лицу ободряющее выражение. Мне почему-то хотелось, чтобы Фаина договорила.
- Я помню, первые месяцы здесь, в Америке. Ну ты же знаешь, муж, Миша-то мой, он же виолончелист из Киевского симфонического. Ну какое ему тут трудоустройство? И я покуда лайсенс не получила, тоже... Ну посуду мыли в ресторане в одном. По очереди. А другой с детьми сидел. И вот однажды, ну так все свалилось, не представляешь, все одно к одному, бывает. Денег не было – хлеба купить, Миша простудился, температура, меня в сердцах винил, что в Америку его увезла... Я сидела и думала – ну за что мне все это? Ну все, все просто на голову падает. И тут звонок в дверь – соседка пришла – спрашивает, не подменю ли я ее мужа на мытье посуды в другом ресторане... На вечер. И я заработала тогда двадцать долларов. И купила еды. И поняла, что опять счастливая – нашелся выход... Вот так, милый Леночек. Ну что, мой Леночек-так-уж-мил, – пропела она неожиданно, - каким лаком будем нынче красить? Как всегда, бледненьким-скромненьким?
- Знаете, Фаина, - неожиданно для себя сказала я, - а сделайте-ка меня нынче секси!
- Ну вот и ладушки, Леночек!
Я ехала домой, душа была полна... Ах нет, просто – я ехала домой. Мой ничтожный внутренний заморыш, что плачет порой так жалобно в каждом из нас, улыбался. Он сжимал в ручонках маленькую случайную радость. Разглядывал ее так и этак, радовался, удивлялся и смеялся...
В перерыве между лекциями лучше не стало, стало хуже. Сидела в круглом скверике посередь кампуса. Мимо прошла китайского вида девушка. Отчаянно рыдавшая и кричавшая в потный от натуги мобильник: «I can’t hear you! I can’t hear you!» Судя по рыданиям, проблема была как раз в том, что она прекрасно слышала своего собеседника. А ей этого не хотелось. Хотелось непонимание длить, вдруг да рассосется.
Стало очевидно, что меня надо лечить. Пора к Фаине. И я поехала в знакомый дом, в очень забавной стране – Северо-востоке Филадельфии.
- Фаина, Вы свободны? – спросила я, мысленно взмолясь, чтобы она не отправила меня домой, сославшись на других клиентов.
- Леночка, милая, как тебя давно не было! Садись зайка, давай ручку...
Я протянула руку через маленький ее столик. Так протягивает лапу бездомная собака – смотрите, что я умею.
Я знаю, что Фаине за пятьдесят. Но я знаю это умом, а вижу красивую стройную блондинку. Пышный бюст, синие-синие глаза. Фаина не просто хорошая маникюрша, она еще и очень мудрая маникюрша. Она знает, кого из клиентов надо развлекать бесконечным трепом, а с кем надо помолчать. Она никогда не навязывает мне разговор. Я говорю по четыре-пять часов в день на так и не ставшем мне родным языке. Мне хватает, я лучше помолчу.
Но сегодня я выглядела, видимо, особенно плохо.
- Что, детка, замучали тебя совсем? – Фаина улыбалась осторожно, готовая прекратить разговор, если я не отвечу.
- Да, какой-то бег по кругу. За что ни схватишься – все не так, - я не жаловалась, скорее, приводила в систему свои ощущения.
- Бывает так, да... Иногда думаешь – ну всё против тебя. А потом, знаешь, Леночка, все так меняется – и сразу становишься счастливой.
Я молчала, придав лицу ободряющее выражение. Мне почему-то хотелось, чтобы Фаина договорила.
- Я помню, первые месяцы здесь, в Америке. Ну ты же знаешь, муж, Миша-то мой, он же виолончелист из Киевского симфонического. Ну какое ему тут трудоустройство? И я покуда лайсенс не получила, тоже... Ну посуду мыли в ресторане в одном. По очереди. А другой с детьми сидел. И вот однажды, ну так все свалилось, не представляешь, все одно к одному, бывает. Денег не было – хлеба купить, Миша простудился, температура, меня в сердцах винил, что в Америку его увезла... Я сидела и думала – ну за что мне все это? Ну все, все просто на голову падает. И тут звонок в дверь – соседка пришла – спрашивает, не подменю ли я ее мужа на мытье посуды в другом ресторане... На вечер. И я заработала тогда двадцать долларов. И купила еды. И поняла, что опять счастливая – нашелся выход... Вот так, милый Леночек. Ну что, мой Леночек-так-уж-мил, – пропела она неожиданно, - каким лаком будем нынче красить? Как всегда, бледненьким-скромненьким?
- Знаете, Фаина, - неожиданно для себя сказала я, - а сделайте-ка меня нынче секси!
- Ну вот и ладушки, Леночек!
Я ехала домой, душа была полна... Ах нет, просто – я ехала домой. Мой ничтожный внутренний заморыш, что плачет порой так жалобно в каждом из нас, улыбался. Он сжимал в ручонках маленькую случайную радость. Разглядывал ее так и этак, радовался, удивлялся и смеялся...
